Интервью директора ДНВ МИД России В.Е.Тарабрина МИА «Россия сегодня»
Уходя из Афганистана, американцы констатируют, что их инициативы по борьбе с наркотиками, по сути, провалились. На долю ИРА приходится сейчас порядка 84 % мирового производства опиатов. Помимо этого, Афганистан в последние годы превратился в крупную лабораторию по производству метамфетамина. Примечательно, что достижение пиковых показателей в афганской наркоиндустрии совпало с присутствием американцев и их союзников по НАТО на территории этой страны.
За последние 20 лет Афганистан превратился в наркогосударство: по разным оценкам, объем незаконного производства опиатов возрос от 17 (по самым скромным подсчетам) до 40 раз по сравнению с уровнем 2001 г., когда войска США вторглись в ИРА. Доходы от культивации опийного мака составляют до трети афганского ВВП. Управление ООН по наркотикам и преступности (УНП ООН) и Международный комитет по контролю над наркотиками констатируют рост незаконной наркокультивации в Афганистане в 2020 г., что является одним из основных препятствий для реализации программ развития в этой стране. В ИРА сформировалась устойчивая наркоконъюнктура, действует отлаженная схема наркобизнеса – вне зависимости от присутствия или отсутствия там иностранных войск.
Российская Федерация находится в авангарде противодействия исходящему из ИРА нарковызову, оказывает неизменную политическую и донорскую поддержку международным усилиям по решению афганской наркопроблемы, в том числе в рамках реализуемой по линии УНП ООН инициативы «Парижский пакт», которую мы активно поддерживаем. Этой осенью планируем стать принимающей стороной заседания Рабочей группы экспертов Парижского пакта по укреплению трансграничного сотрудничества в борьбе с афганскими опиатами.
Российская Федерация имеет многолетнее и отлаженное антинаркотическое сотрудничество как с партнёрами из Центральной Азии, так и с Ираном и Пакистаном, которое реализуется на основе межправительственных и межведомственных соглашений. Параллельно ведется выстраивание и укрепление комплексной системы региональной антинаркотической безопасности по линии ОДКБ, СНГ и ШОС, в том числе через проведение на регулярной основе имеющих реальную «добавленную стоимость» совместных мероприятий. Только за прошедший 21-25 июня 2021 г. первый этап антинаркотической операции ОДКБ «Канал» – «Гранитный бастион» из незаконного оборота изъято более 5,5 тонн наркотических средств, почти 2 тонны прекурсоров, выявлено около 800 наркопреступлений. До конца года также планируется проведение антинаркотической операции ШОС «Паутина».
В качестве нашего содействия наиболее затронутым афганским наркотрафиком странам, помимо оказания двусторонней помощи, Российская Федерация с 2007 г. под эгидой УНП ООН занимается подготовкой антинаркотических кадров для центральноазиатских стран, Пакистана, и, конечно же, самого Афганистана. Можем с гордостью отметить, что за эти годы подготовлены тысячи борцов с наркотиками. Осенью 2021 г. планируем запустить тренинг для иранских наркополицейских под «зонтиком» УНП ООН.
Кроме того, совместно с Японией реализуем проект по строительству кинологического центра МВД ИРА в Кабуле и обучению афганских профильных специалистов.
Продвигаем линию на расширение взаимодействия с нашими партнёрами по Центральноазиатскому региональному информационному координационному центру по борьбе с незаконным оборотом наркотических средств, психотропных веществ и их прекурсоров (ЦАРИКЦ), а также через механизмы Евразийской группы по противодействию легализации преступных доходов и финансированию терроризма.
2. Радикальное движение «Талибан» (запрещено в РФ) на пресс-конференции в Москве заявило, что будет противодействовать контрабанде наркотиков из Афганистана. Есть ли у России понимание, как они собираются это делать? Можно ли доверять таким заявлениям при условии, что талибы, по многочисленным сообщениям, получают доходы с наркотиков?
УНП ООН с 2016 г. рассматривает незаконный оборот наркотиков в качестве одного из важных источников доходов талибов, а в последние годы и закрепившихся на территории Афганистана террористических ячеек ИГИЛ. Но есть и другие примечательные факты, которые также нельзя сбрасывать со счетов. Так, в 2000 г., когда талибы по религиозным соображениям начали войну с наркотиками, в стране производилось 4500 тонн опиатов. И менее чем через год, к моменту ввода американских войск и падения режима, им удалось снизить культивацию опийного мака в девять раз. Но уже в 2002 г. международные структуры забили тревогу, потому что наркопроизводство вновь «подскочило» до 3400 тонн, а в 2017 г. и вовсе был достигнут «антирекорд» афганской наркоиндустрии в 9000 тонн. По последним оценкам УНП ООН, в Афганистане в 2020 г. произведено не менее 6300 тонн в опийном эквиваленте.
Безусловно, для решения такой сложной многоплановой проблемы требуются в первую очередь политическая воля и целенаправленные действия афганского правительства, чего мы добиваемся от него уже не первый год.
3. Какие основные потоки наркотрафика в РФ существуют на сегодняшний день, как Россия пресекает их? Активизировался ли транзит наркотиков через РФ в 2021 году? С чем это может быть связано? Прогнозируете ли Вы, что с уходом коалиции из Афганистана объемы могут увеличиться в разы?
Как я уже отметил ранее, афганский наркотрафик – это разветвленный мегабизнес, который, по сути, был сформирован за 20 лет присутствия контингента государств-членов НАТО на территории ИРА. И этот огромный поток опиатов будет пробивать себе дорогу прежде всего через те страны, где есть проблемы с безопасностью границ, взаимодействием органов правопорядка и т.д. На протяжении последних лет фиксируется существенное снижение уровня задействования «Северного маршрута» афганского наркотрафика, который идет через центральноазиатские государства в Россию. Крупные поставки опиатов по территории нашей страны носят единичный характер. Данная тенденция подтверждается и в публикациях УНП ООН. Такой результат стал возможным благодаря слаженной работе вовлеченных в борьбу с наркотрафиком правоохранительных структур Российской Федерации и наших партнёров по ОДКБ и ШОС. В то же время отмечается рост контрабанды наркотиков из Афганистана по «Южному маршруту» и кавказскому ответвлению «Балканского маршрута» – через Северное Причерноморье.
4. Увеличивает ли выход США из Афганистана террористическую угрозу для России? Как можно это предотвратить? Активизировала ли Россия контакты с США на фоне их ухода из Афганистана для совместной борьбы с террористами? Есть ли опасность раскола среди талибов в Афганистане и перехода большого количества боевиков к ИГИЛ?
Как сказал Президент Российской Федерации В.В.Путин в октябре прошлого года, вывод войск из Афганистана содержит в себе дополнительные риски, в том числе связанные с необходимостью поддержания стабильности в регионе и, соответственно, финансированием этих усилий.
Предотвращение террористической угрозы, исходящей из Афганистана, безусловно, тесно связано с достижением политического урегулирования. В этих целях мы взаимодействуем со всеми сторонами конфликта в ИРА, стимулируя их к достижению соответствующих внутренних договоренностей. Не секрет, что внутри Движения талибов существуют расхождения во взглядах на Дохийские соглашения – не все их поддерживают и готовы двигаться в направлении их реализации. Это, как вы правильно заметили, создает предпосылки для возможного раскола внутри Движения и перетока наиболее радикальной части боевиков в ИГИЛ. Активная работа по оценке террористических рисков и угроз проводится по линии ОДКБ и ШОС, ряд стран-членов которых соседствует с Афганистаном. Более того, в рамках ОДКБ у нас есть определенные обязательства по обеспечению коллективной безопасности, в том числе в случае проявления в отношении какой-либо из стран-членов Организации внешней агрессии.
Что касается контактов с американцами по линии контртеррора, в том числе в контексте афганских дел, мы открыты к такому взаимодействию, но не можем быть в нем заинтересованы больше, чем наши партнеры. Ранее, в 2018-2019 гг. у нас был налажен полноценный межведомственный диалог с Вашингтоном по всему спектру вопросов антитеррора. Под руководством заместителя Министра иностранных дел О.В.Сыромолотова и первого заместителя Госсекретаря США Дж.Салливана состоялись две встречи. Однако работа в этом формате была приостановлена по инициативе США под надуманным предлогом.
Тем не менее продолжаем прагматичное взаимодействие с Госдепартаментом по контртеррору там, где это соответствует нашим практическим интересам, в частности, на международных площадках. Совместные усилия российской и американской делегаций способствовали принятию 30 июня консенсусом резолюции Генеральной ассамблеи ООН по обзору выполнения Глобальной контртеррористической стратегии ООН.
Со своей стороны, при условии взаимной заинтересованности, готовы к продолжению антитеррористического сотрудничества, в том числе обмену мнениями по афганскому вопросу, как на двусторонней основе, так и в рамках многосторонних форматов.
При этом мы озабочены тиражируемыми в американских СМИ сообщениями о продолжающейся активности американских частных военных компаний (ЧВК). Ранее The Washington Post уже сообщал о попытках венесуэльской оппозиции нанять американскую ЧВК для подготовки государственного переворота в Каракасе и свержения легитимного венесуэльского президента Н.Мадуро. На днях издание Time сообщило о планах основателя известной ЧВК Blackwater Э.Принца набирать ветеранов боевых действий на Донбассе для создания новой ЧВК. Для каких именно задач – остается только догадываться.
5. СМИ ранее сообщали, что во время саммита в Женеве президент РФ Владимир Путин предложил президенту США Джо Байдену совместную с Москвой координацию действий на афганском направлении с возможностью задействования в практических целях российских баз в Таджикистане и Киргизии. Соответствует ли эта информация действительности? Обсуждается ли возможность использования российских баз в Средней Азии с США?
На днях Министр иностранных дел Российской Федерации С.В.Лавров уже ответил на этот вопрос, подчеркнув, что базы в Таджикистане и Киргизии являются частью коллективных сил ОДКБ, соответственно приглашать другие иностранные государства на эти базы без ведома наших союзников мы не можем. Готовы продолжать контакты по Афганистану в формате «тройки» Россия-Китай-США и «расширенной тройки» (с подключением Пакистана).
6. Какие очаги терроризма представляют наибольшую опасность на сегодняшний день? В каких регионах сегодня может вспыхнуть новый потенциальный кризис?
После военного поражения ИГИЛ в Сирии и Ираке мы наблюдаем процессы расползания террористической угрозы из региона Ближнего Востока и Северной Африки в соседние страны и регионы с конфликтогенным потенциалом, прежде всего вглубь Африки.
Причинами тому служат, в частности, «пористость» границ, ухудшение социально-экономических условий, слабость центральной власти на местах в ряде африканских стран. Необходимость отвлечения правительственных ресурсов на борьбу с распространением коронавируса только обнажило эти проблемы. Этим умело пользуются террористы, расширяя свою пропагандистскую и вербовочную деятельность, попутно стремясь заменить центральную власть в предоставлении госуслуг для лиц, недовольных действиями национальных правительств.
В западной части континента уязвимыми остаются пограничные районы между Мали, Нигером и Буркина-Фасо. Наибольшую активность при этом проявляют региональные «филиалы» ИГИЛ – «Исламское государство в Западной Африке» и «Исламское государство в Великой Сахаре».
Опасения вызывает и активность в ДР Конго «Исламского государства в Центральной Африке», а также возможность распространения террористической идеологии на соседние страны – Кению, Танзанию, Уганду и ЦАР.
В Восточной Африке продолжает терроризировать местное население одна из наиболее враждебных группировок этого региона – Аш-Шабаб. От террористической угрозы сегодня не застраховано ни одно государство. При этом необходимо отметить, что большинство террористических группировок чувствует себя вольготно в странах, где происходят различные локальные конфликты, гражданские войны, а также там, где в результате внешнего вмешательства был привнесен хаос и упадок власти и экономики. Достаточно вспомнить примеры Ирака, Ливии и Сирии. Именно эти страны стали поставщиками новых рекрутов в ряды террористических группировок, которые сегодня активно занимаются экспортом своей идеологии и боевиков в другие страны, создавая там «спящие ячейки», которые могут «выстрелить» в любой момент.
Такого рода риски сегодня особенно актуальны и для европейских стран, куда боевики ИГИЛ и Аль-Каиды перемещаются под видом беженцев, передислоцируя свои силы с потерянных ими территорий в регионе Ближнего Востока и Северной Африки. В дальнейшем эти лица используются для ведения пропагандистской и вербовочной деятельности, организации сбора и доставки финансовых средств, а также проведения резонансных акций, направленных на демонстрацию сохраняющегося боевого потенциала незаконных вооруженных формирований.
7. Пандемия вынудила террористов и других преступников перенести значительную часть своей деятельности в Интернет. Планирует ли Россия расширять международное сотрудничество в борьбе с терроризмом в цифровом пространстве?
Действительно, на фоне пандемии коронавируса наблюдается ускоренная трансформация террористических угроз в онлайн-пространстве, обусловленная все более активным использованием террористами социальных сетей и других интернет-платформ для вербовки новых сторонников, финансирования и проведения террористических атак и пропагандистских акций.
Это осознают многие государства, которые ужесточают свое национальное законодательство в области противодействия противоправному контенту в Интернете. По этому пути идет Россия, Китай и многие другие государства. В то же время на международном уровне отсутствуют какие-либо согласованные и одобренные всеми участниками международного общения правила или стандарты в этой сфере, взаимодействие осуществляется в основном на двусторонней основе в рамках имеющихся правовых механизмов.
В свою очередь, очевидно, что масштаб проблемы требует объединения усилий всех государств совместно с гражданским обществом и ИТ-индустрией в борьбе с использованием Интернета в преступных целях.
К сожалению, усилия России вывести зарубежных партнеров на обсуждение этой темы наталкиваются, с одной стороны, на публичные лозунги о неприкосновенности принципа свободы общения в Интернете, с другой – на фактическое стремление ряда государств договориться с ИТ-компаниями на своих условиях и обеспечить безопасность в первую очередь своих граждан.
Попытка выйти на общее понимание данной проблемы, но уже на более универсальной основе, была предпринята в ходе саммита «Группы двадцати» в Осаке в 2019 г., по итогам которого было принято «Заявление о предотвращении использования Интернета в целях терроризма и насильственного экстремизма, ведущего к терроризму». Однако, как представляется, этого далеко не достаточно. Востребован более универсальный и комплексный подход, выработке которого на международном уровне мешают пресловутые «двойные стандарты», неготовность ряда государств отказаться от политизации международной антитеррористической и антиэкстремистской повестки дня и от эгоистичного продвижения узкокорыстных интересов.
В отличие от такого неконструктивного подхода Россия и ее партнеры последовательно отстаивают линию, нацеленную на строгое соблюдение принципов Устава ООН, резолюций СБ ООН, положений универсальных антитеррористических Конвенций и Глобальной контртеррористической стратегии ООН. Примерами эффективной международной работы на этом направлении можно считать Антитеррористическую стратегию БРИКС и Заявление Совета глав государств-членов ШОС «О противодействии распространению террористической, сепаратистской и экстремистской идеологии, в том числе в сети Интернет», одобренные в рамках российского председательства в 2020 г.
8. Как РФ относится к идее некоторых экспертов по созданию международной конвенции, легализующей вооруженную частную охрану на судах, которые проходят через «горячие точки» (например, Гвинейский залив) для борьбы с пиратством? Как Россия укрепляет механизмы борьбы с пиратством?
Проблематика использования частной вооруженной охраны на коммерческих судах в настоящее время не имеет четкого международно-правового регулирования. С одной стороны, такая практика рассматривается мировым сообществом, как вынужденная мера для обеспечения безопасности судоходства в некоторых «зонах высокого риска» (северо-западная часть Индийского океана, Гвинейский залив, ряд акваторий в Юго-Восточной Азии), с другой – большинство стран Азии и Африки категорически против такого рода деятельности.
В ряде профильных резолюций Совета Безопасности ООН по ситуации в Сомали, резолюциях Международной морской организации (ИМО), циркулярах ее Комитета по безопасности на море обосновано применение вооруженной охраны на гражданских судах. Кроме того, ИМО и Межрегиональный институт ООН по противодействию преступности и уголовному правосудию выпустили имеющие строго рекомендательный характер специализированные руководства по задействованию вооруженного персонала на судах.
Коммерческие услуги предоставления вооруженной охраны судовладельцам в основном предоставляют ЧВК с учетом необходимой боевой подготовки и возможности применения определенного оружия и снаряжения, что доступно далеко не всем обычным частным охранным организациям (ЧОО).
В части, касающейся региона Гвинейского залива, большинство прибрежных государств не разрешает деятельность иностранных ЧВК и ЧОО, а также хранение огнестрельного оружия на коммерческих судах. В качестве альтернативы власти Нигерии, на территории которой базируются все местные пираты, предлагают судовладельцам на возмездной основе услуги своих военнослужащих и сотрудников правоохранительных органов. Однако, по имеющейся информации, подготовка нигерийских силовиков оставляет желать лучшего.
В ходе обсуждения данного вопроса на профильных международных площадках, включая ООН, какого-либо консенсуса достичь пока не удалось. Единственным многосторонним документом, устанавливающим минимальные стандарты использования и регистрации ЧВК, является, так называемый «документ Монтрё», который подписали около 60 государств (в основном страны Запада, Россия не участвует). Однако данный акт является, скорее, сводом рекомендаций и деклараций о намерениях, а не полноценной многосторонней конвенцией. Ввиду отсутствия единой позиции по ЧВК перспектива создания узкоспециализированной универсальной конвенции по частной охране коммерческих судов пока не просматривается.
Что касается международного сотрудничества в борьбе с морским пиратством, то здесь Россия действует сразу на нескольких направлениях – противодействие сомалийским пиратам в рамках Контактной группы по борьбе с пиратством у берегов Сомали (КГПС) и Международных встреч по организации взаимодействия в области борьбы с пиратством в районе Африканского Рога (SHADE), а также проводимых с 2018 г. под эгидой Комиссии Индийского океана ежегодных региональных конференций по морской безопасности; борьба с пиратами в Юго-Восточной Азии – по линии межсессионных встреч по морской безопасности при Региональном форуме АСЕАН по безопасности, Совета министров обороны АСЕАН++ и ежегодных конференций по морской безопасности при Восточноазиатском Саммите.
Отдельно хотелось бы затронуть проблематику обеспечения морской безопасности в Гвинейском заливе. Здесь взаимодействие идет главным образом по линии субрегиональных африканских объединений (в рамках, так называемой «Архитектуры морской безопасности Яунде») и с нерегиональными партнерами – по линии «Группы друзей Гвинейского залива», однако не имеющей мандата ООН на свою работу (оба формата созданы в 2013 г.).
Нашу серьезную озабоченность вызывают непрекращающиеся акты морского разбоя, сопровождающиеся захватом в заложники российских граждан, входящих в состав экипажей иностранных судов. Основные причины безнаказанности пиратов – слабость военно-морского и правоохранительного потенциала региональных государств, высокий уровень коррупции в профильных ведомствах и неразвитое законодательство по указанной проблематике.
14 июля 2021 г. по инициативе Нигерии и Межрегионального координационного центра в г.Яунде (Камерун) был учрежден новый механизм многостороннего взаимодействия – Форум морского сотрудничества в Гвинейском заливе, являющийся по задумке инициаторов аналогом упомянутого формата SHADE в Аденском заливе. В первом заседании этого экспертного форума приняли участие российские представители, однако говорить о перспективах этой структуры пока преждевременно.
Начиная с 2018 г. продвигаем идею о создании специализированного органа системы ООН по противодействию морскому пиратству и другим видам преступности на море. Такой универсальный орган должен стать принципиально новым межправительственным механизмом, независимым от других существующих многосторонних профильных структур, привязанных к конкретным проблемным районам Мирового океана и занимающихся вопросами морской безопасности.
